Скиталец. Начало пути - Бэзил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данька выскочил на палубу. Прошел вперед. Остановился.
– Откуда у капитана столько сил? Он только из боя. И эта тренировка, которая его, Даньку, так изматывала. Что хотел капитан? Он хотел отвлечь его, юнгу, от того, что он только что видел. Капитан, какой же ты хитрый! – Данька негромко засмеялся. Это был истеричный смех. Он с трудом справился с ним и пошел за едой.
Вернулся в каюту. Огромный сундук дремал, как ленивый кот. Шкафы стояли плечо к плечу. Диван, старый философ, задумался о тщетности существования. Стол-царедворец с картами в руках. Уверенность и покой. Даня расставил миски, присел на стул. Капитан с аппетитом начал есть. Данька сидел тихо, молчал.
– Ты, что, юнга, не ешь? Не нагулял аппетит? Мы мало фехтовали? – Свен на минуту оторвался от еды. Морщинка задумчивости на лбу.
– Нет, капитан. Я сейчас, – Даня придвинул миску и начал есть. И почувствовал, что очень, очень проголодался.
Данька никак не мог проснуться. Солнечный луч пытался пробиться сквозь закрытые веки. Даня с трудом продирал глаза. Практически на ощупь нашел рубашку, брюки. Натянул их на себя и поплелся в ванную, умыться. Холодная вода его не освежила. Такой же заспанный, он добрел до кухни, плюхнулся на стул напротив матери.
– Дань, ты все еще спишь? Не можешь проснуться, сынок? – Мария собирала на стол. Из холодильника на стол проследовали масло, сыр, колбаса. Разлить чай.
– Ой, не могу, мам. Я на ходу сплю, – глаза закрыты, рука шарит по столу.
– Ты кофе выпей. – предложила мать. Извлекла из кухонного шкафчика на стене банку растворимого кофе. – У нас сливки есть. Будешь?
– Сейчас, черный кофе без сахара. Мне покрепче, две ложечки. – Данька на ощупь нашел чашку, поднес ее к губам, выпил горячего напитка. Открыл глаза. Скатерть на столе, сахарница, тарелка с бутербродами. Реальный мир, сквозь пелену сна пробивается в сознание.
Мать только сейчас заметила на рубашке на плече сына ржавые пятна. Словно отпечаток руки. Ржавые? Мария Петровна привстала, чтобы лучше разглядеть. Отпечаток пальцев не оставлял места сомнениям. Следы крови.
– Кровь? Дань, ты поранил плечо? – Забеспокоилась она.
– Мам, какое плечо? – Он еще не мог проснуться.
– Вот. Вот, посмотри. На рубашке. – Мария Петровна непроизвольно передвигает чашку на столе.
Дверца кухонного шкафа на стене приоткрылась сама собой. Тарелкам и чашкам не чуждо любопытство. Створка на часах приоткрылась, кукушка выглядывает, склонив голову на бок.
Данька встряхнул головой, стал осматривать себя. Точно. На плече отпечаток руки Свена.
– Это кровь, Даня? – Снова спрашивала Мария Петровна.
– Ну. Да. Кровь, – шила в мешке не утаишь, и в голове не было не одной мысли. Их забыли раззудить, и они сладко спали.
– Покажи плечо. Ты поранился? Ты поцарапался? – Откуда может появиться кровь на рубашке. Мальчишки, вечно ссадины, раны.
– Мам, нет, – и дались ей эти пятна. Покажи, покажи.
Данька расстегнул рубашку, показал плечо.
– Господи, а откуда кровь? Рубашка. Я ее недавно постирала. Она была чистая. – Руки Марии Петровны безвольно легли на стол. Она растерялась.
– Это Свен меня за плечо тряс. У него рука была в крови. – Его больше не беспокоила чужая кровь. Ушла острота переживаний. Он принимал все, как данность. Юность легко приспосабливается к условиям, предлагаемым жизнью.
– Это твой приятель? Свен? Он что руку порезал? Или подрался? – Что может быть проще.
– Он подрался, мам. – Истину не станешь отрицать. Подрался, на шпагах. Может, пусть тебя лупят испанцы? Данька проснулся. Отодвинул чашку. Готов возмущаться, защищать своего капитана.
– С кем? – Мария отпила чая. Кивнула в возмущении головой. Господи, хулиганов развелось. Детям не возможно выйти на улицу. Где нормальным детям гулять? Куда смотрит полиция?
– А я откуда знаю, подрался и все. Он не ранен, мам.
– А те, с кем он подрался? – Мария нервно крутит чайную ложечку в руках. Что творится у них во дворе, куда катится мир.
– Он их убил, – что тут интересного, дело житейское.
– Как.… Как убил? – Мария Петровна тяжело опустилась на табуретку, так и не дотянувшись до чайника, что бы долить себе кипятку. – Убил?! Твой приятель, этот Свен, убил человека?
– Убил. Но не одного же. – Искренне оправдывал Данька Свена. – Человек пять, может десять или больше.
– Десять человек убил? Как?! Даня, ты с кем связался? Кого он убил? – Паника в голосе.
– Мам, он не знает, кого убил. – Даня запивал глотком кофе кусок бутерброда с колбасой. Странные вопросы мама задает ему. – Они не успели представиться. Ну, не успели. А он не спросил. Не когда было, и он их просто убил.
– Даня, что ты такое говоришь! Убил, потому что некогда разговаривать. Это что за такие порядки, убить и не спросить ни о чем? – Она была в растерянности и плохо сама понимала, что говорит. Могу согласиться, есть некий шик в том, что бы вначале представиться, выспросить имя, а после убить.
– Он их убил, а потом трупы выкинули за борт. Какой смысл спрашивать имена. В святцы писать? – Данька не видел в этом смысла.
– Даня, ты хочешь меня напугать? – Тут она поняла. Десять человек. Что весь двор усеян трупами? Вот фантазер! Выкинули за борт! Придумает же. И все только для того, что бы оправдать себя. Ну, испачкал рубашку. Что тут такого? Испортил. Новую купим.
– Бог с ней, с рубашкой. Не отстирается, выкинем. Кушай быстрее, на рынок поедем.
Даня вспомнил, что сегодня выходной, и они собирались на рынок, что-нибудь купить из продуктов.
– Сейчас, я быстро. – Даня торопливо допил кофе.
После завтрака он сменил рубашку, и они на троллейбусе отправились на базар. Долго ходили, выбирали. Что получше и подешевле. Торговцы, прилавки и покупатели – все смешалось. Люди спешат, торопятся. На Тортуге рынок не спешный. Торговля не терпит суеты. Здесь выходцы с Кавказа продают свеклу, черемшу, картофель. Позже завезут грузди, подосиновики, рыжики. К осени на скалах приэьбрусья вызреют клюква и брусника.
– Как дорого, генацвали?! Ты сам попробуй, собери бруснику, тогда говори, дорого.
Что-то в жизни перепуталось хитро.
Набрали всего: картошки, помидор, зелени, свеклы. Потом зашли в павильон, где торговали мясом. Купили кусок говядины. Мария Петровна спросила:
– Денечка, хочешь, я сварю сегодня вечером борщ? – Они шли к остановке. У каждого пара пакетов в руках. Не большой запас продуктов на неделю.
– Да, мама, конечно. – Мать варила отличный борщ. Редкостный.
– У нас еще в холодильнике сметана осталась. Отличный будет борщ, сынок.
И с покупками они поехали домой. Когда вышли с троллейбуса, пошли в начале к аптеке
– Даня, подожди здесь. Я в аптеку зайду. – Она поставила пакеты на землю рядом с сыном. Порылась в сумочек, проверяя на месте ли кошелек.
Мария Петровна зашла в аптеку. Вышла через несколько минут.
– Я, Даня, купила валерьяну в таблетках. Выпьешь на ночь две таблетки. И я приму таблетку на ночь. Надо нервы подлечить. Придумываешь всякую ерунду. Какой-то Свен. Кого-то убил. Выдумщик ты у меня, сынок.
Они пошли домой, что бы варить борщ, вечером посидеть у телевизора, а на ночь… На ночь принять валерьяны. Подлечить немого нервы. Данька не стал убеждать мать в том, что он рассказывал – правда. Она не поверила. Может, это к лучшему? Может, и не надо ей знать этой правды? Так действительно будет спокойнее.
Часть 5
Сеятель-Жнец стоит у окна в своей коморке. Во дворе госпиталя редкие прохожие. Больные, медперсонал, посетители. За спиной стул, белый казенный стол, ровные ряды шкафов. Сеятель сошьет две вселенные нитью перемещений. Сошьет иглой, которую нашел в стоге сена. Он выбрал эту иглу, и выбор не случаен. Только Вселенным не очень нравится, когда их тычут иголкой. Пытаются избавиться от этой иглы. Данька, ты думаешь, что все это случайность? Ты чуть не угодил в канализационный колодец, тебя чуть было не сбила машина. Другая Вселенная хотела погасить свечу твоей жизни, дунув ветром, что бы сбросить тебя с мачты. Ему, Жнецу-Сеятелю пришлось постараться. Он, владыка жизни и смерти, и никто не уйдет без его воли. Не уйдешь и ты, пока, Даня. Пока. Ты чужой своему и другому миру. Теперь чужой обоим мирам. Пришлось остановить тебя перед колодцем, пихнуть там на дороге. А в другой вселенной он, Сеятель-Жнец, в слепую использовал этого рыжего плотника. Удачная мысль. Другие Древние говорили, что, как только работа будет закончена, иглу надо сломать. Но Сеятель не хотел этого. Этот парень вызвал у него симпатию. Зачем разбрасываться хорошим инструментом. У Даньки есть какая-то искра, его нужно только поддержать. Из него получится хорошее орудие в руках Древних. Мастер – класс, что я дал тебе снял все преграды на пути твоего совершенствования. Все в твоих руках. Ты спал, а мирозданье тебя качало на своих руках. Не каждый смертный получил такие дары.